Новое увлечение

[erichkrieg]

Название: Записки Пантеры
Автор: Erich Krieg
Фэндом: Bleach
Дисклеймер: Не претендую
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Гриммджо, Ичиго, Орихимэ
Предупреждение: АУ, вполне вероятно, что ООС, но я честно старался
От автора: Я новичок в этом деле, писательского таланта не имею, но надеюсь, что кто-нибудь оценит.

Записки Пантеры

Записки Пантеры

Говорят, что мы не такие, как все. Говорят, что мы не люди, животные. Если так рассуждать, в чем-то они и правы. На свете нет более чудовищного, что делаю я. На свете нет более бессмысленного и прекрасного, что делаем мы. Меня зовут Гримм Джагер, но для своих я Пантера. Я немецкий солдат, дослужившийся до обер-лейтенанта, но когда-то я был простым рядовым в «Пантере», с тех пор и осталось за мной это прозвище, хотя многие уверены, что дело не в танке. Видите ли, меня считают самым агрессивным парнем во всем моем окружении. Меня это не тревожит, но руководство предпочитает более спокойных в рядах офицеров. Мне приходится сдерживать свой норов.
Точнее – приходилось. Я нашел себе место надзирателя в одном из лагерей (не вижу смысла говорить здесь его название), и прекрасно себя ощущаю. Я не жестокий, как вам могло показаться. Я человек своих взглядов, и если уж здесь нахожусь, то буду выполнять свою работу, каждому – свое, не так ли?
Однако, что-то пошло не так в моей выверенной по шагу жизни. И во всем виноваты эти двое: мальчишка и девчонка. Оба рыжие. Оба упрямые. Я не люблю, когда мне перечат. А может быть мы просто не привыкли к сопротивлению, нас учили, что мы победители, а победителям не сопротивляются. Но нам врали.
23 января 1943. Ранее утро. Задача на сегодня проверить груз, пришедший по железной дороге. Десять вагонов, наполненных деревянными ящиками, внешне напоминающими гробы. Записать это все медикаментами и отправить начальству. Я стоял перед зеркалом и держал бритву – нехорошо командованию появляться с щетиной: внешний вид – наша визитная карточка и знак отличия от всех людей на этой планете. Голова забита ворохом дел, но все вскоре разложится по полочкам, у нас хорошая память тоже вроде знака отличия.
Первым делом я иду на построение. Люди – живая сила, созданная фюрером на благо будущего мира, а силу надо использовать. Некоторые считают, что силу эту надо экономить, я же уверен в том, что этой силы у нас приличное количество, и ее надо использовать по максимуму. Моя прямая обязанность состоит в том, чтобы грамотно распределять людей, дабы увеличить эффект. Я прохожусь мимо шеренги людей. Слишком слабый. Он уже ни на что не сгодится, щуплый, дохлый, еле волочит ноги, куда ему работать, если он вес собственного тела не поднимает. Указываю на него стеком. Команда кивает, пара солдат направляется к этому чахлому, тот сопротивляется, но я на него не смотрю. Это моя работа.
26 января 1943. Около полудня привозят новых заключенных. Я смотрю на новоприбывших и распределяю их по баракам. Одни пойдут работать на каменоломне, других поставим на швейную фабрику. Я вижу этих двух подростков. Они абсолютно разные, сразу можно заметить, что они не родственники и даже толком не знакомы. Скорее всего, мальчишка взял эту рыжеволосую плаксу под крыло. Что ж, девица продержится недели три, может быть четыре, но не более, а там можно будет пустить ее в расход. Но пацан… С этого паренька выжать можно много, он силен, хорошо сложен, здоров.
Заметив, что я их разглядываю, девчонка подняла взгляд и смотрела на меня. В бок меня ткнул сослуживец по фамилии Кайсен. Максвелл Кайсен. Тот самый Кайсен, который добавляет какую-то траву в папиросы и предлагает всему составу. Хороший парень. Позор всего Рейха. Он тычет меня локтем в бок секунд пятнадцать, пока я не поворачиваюсь к нему, и мерзко так подмигивает. Я понимаю, на что он намекает, и мне это не нравится. Дисциплина, сожалению, (или к счастью?) не моя лучшая сторона, но связываться с такими тараканами, как Кайсен, желания у меня нет. Отворачиваюсь с мыслью о том, что надо приглядеть за девчонкой. И натыкаюсь на еще один взгляд.
Он пристально сверлит меня глазами, этот рыжий ублюдок. Он сверлит меня своими проклятыми янтарными глазами так, словно имеет на это право. Нас учили, что мы победители. А на победителей никто не имеет права так смотреть. А уж тем более – на меня. Я бы мог дернуть его за руку, вытащить из колонны смертников, избить за этот непокорны взгляд до полусмерти, избивать каждый день, пока его взгляд не станет пустым и бессмысленным. Но где-то на краю разума я понимал, что он умрет с этими искрами превосходства в его глазах. Этот маленький непокорный ублюдок заставил бы своим взглядом трястись самого фюрера. И мне он понравился, этот маленький рыжий засранец. Впервые я увидел в этом мясе человека. Это был поворот для меня.
27 января 1943. Вечер. Проверяю вереницу заключенных. Кое-кто из них раненый, кое-кто из них совсем без сил, наутро кто-то из них отправится в печи, кто-то – в газовые камеры, в шутку именуемые Кайсеном Смертельным Душем или Счастливым Кроликом. Он считает это забавным, а я считаю это рутиной. У нас у каждого свое место. Мое место здесь, а их – там. Прохожу мимо двух знакомых лиц. Единственные лица, которые я запомнил среди всей массы. Отметил про себя, что ни снова стоят вместе, а это удивительное дело. А вслух велел рыжему выйти из строя. Ждал. Он не шевелился и смотрел мне в глаза, начиная меня раздражать. Я повторил приказ. Девчонка коснулась руки рыжего, но тот ее не слышал и не видел. На серой площадке перед бараками были только мы двое.
30 января 1943. Погода выдалась скверная. Метель с утра испортила настроение всему составу, отчего страдали заключенные. Вечером я проходил мимо комнаты Кайсена и услышал сдавленный крик. В голове сразу вспыхнул образ рыжеволосой девчонки. Дверь оказалась хлипкой. Я не подумал о том, что после этого меня ожидают проблемы и отчет перед руководством за порчу имущества. Я не думал о том, что надо спасать эту девочку. Я просто нашел повод устроить Кайсену взбучку. Девчонка жалась к стене. На ее лице был синяк. Кайсену было несладко.
01 февраля 1943. Девчонка убирает мою комнату. Сам не знаю, как так получилось, но после воплей этого никчемного солдатика с глупыми идеями и мерзкими потребностями я решил проявить себя хозяином положения. И приказал приставить девчонку ко мне лично. Пусть думают, что хотят: любовница, рабыня… Лично мне до нее дела нет. Мой разум занят упыренком. Я мысленно улыбаюсь, представляя, как он испугался, не увидев свою подружку в общей шеренге. Пусть боится, я хочу увидеть страх в его глазах.
02 февраля 1943. Этот нахаленок не сдается. Он молча сносит все побои и унижения, работает за троих и помогает немощным экономить силы. Благородно, но глупо. Когда я вновь решал проблему с выбывшими из строя заключенными, мой взгляд снова наткнулся на эти два упрямых янтаря. Поэтично, но никак иначе я назвать глаза парня не могу. И в них нет ни капли страха. В них нет боли, нет страданий. В этих глазах есть только одно – чертово упрямство. Я невольно улыбнулся, но вышло криво, не знаю, что он подумал обо мне, но я произвел впечатление на этого рыжего дьявола. Он слегка вскинул брови, выдавая в себе ребенка. Ребенка! Его бы в наши ряды, да ему б цены не было.
07 февраля 1943. Я не могу спать. Это лицо стоит перед глазами. Чертова девчонка всхлипывает на своей постели. Она не знает, что я не сплю, иначе бы она немедленно прекратила, чтоб не показывать себя слабой. Даже она умеет быть сильной перед лицом опасности. Ни разу не видел ее плачущей, кроме того дня, когда я хорошенько всыпал мелкой крысе. Этот паренек меня злит. Но больше всего меня злит тот факт, что я восхищаюсь им. Самому себе признаться трудно, даже самому себе, но правда она и в темноте не меркнет, кажется так сказал кто-то из великих. Сила его духа поражает. Среди наших солдат таких считанные единицы. Именно по этой причине мы и проиграем войну. Мыслями на этот счет я ни с кем делиться не собираюсь, но остаюсь при своем мнении: армия трусов и самоуверенных идиотов не способна соперничать с армией сильных духом людей. Именно поэтому меня злит этот рыжий – он олицетворяет поражение. Нас учили, что мы победители, а победители не проигрывают.
14 февраля 1943. Случилась неприятность. В стычке с обезумевшими заключенными я потерял руку. Нет, не так. Почти потерял руку после стычки. Командование распорядилось таким образом, чтобы наказать меня за подстрекательство к бунту. Это их право. Я же был там и видел все своими глазами. Это был мой оппонент, который решил поднять боевой дух собратьев по несчастью. А моей целью было показать ему, что здесь нет надежды. Я позволил взбунтовавшимся напасть на нас, даже не стрелял. Мы не сопротивлялись до определенного момента, когда несчастные почти убежали с территории лагеря, когда они почувствовали вкус свободы, мы открыли огонь им в спины и спустили собак. Запах крови заставил животных бежать с удвоенной скоростью. Они жаждали нагнать и разорвать своих жертв. Среди них был и рыжий, и девчонка, но по ним я запретил открывать огонь. Эти двое должны были видеть все, видеть ужас в глазах этих беглецов. Свобода была так близка, а смерть ждала в паре шагов от нее. Ужасная смерть.
Проходя мимо рыжей парочки, я бросил самодовольный взгляд на мальчишку. Я ожидал, что он набросится на меня с кулаками, ожидал, что он будет обвинять меня, но этот сукин сын не сдался. Он лишь упрямо смотрел на меня. Девчонка рядом с ним дрожала.
22 февраля 1943. Я очень не люблю быть обязанным кому-то. Но этой рыжей дуре было все равно. Увидев мое ранение, не совместимое с функционированием конечности, она всплеснула руками и попросила меня принести ей необходимое. Я смотрел на нее с минуту, она сжалась вся, но не сдвинулась с места, продолжая умоляюще смотреть. Я развернулся и приказал принести все, что она попросила. Через час моя рука была в полном покое. Не могу сказать ничего конкретного, но боль стала не такой сумасшедшей и перестала меня раздражать. Девчонка сунулась было спросить, как я себя чувствую, но я гаркнул на нее, чтобы убиралась. До утра я ее не видел.
06 марта 1943. У пацана проблемы. Неудивительно, что прихвостни Кайсена полезли на мою территорию. Рыжий не привык к нечестной игре, а им это раз плюнуть. Люди мерзки по своей природе, если власть для них что-то значит. В общих чертах: эти недоноски решили использовать детей, чтобы добиться своего. И рыжий умолял их на коленях, забавляя тем самым. Одного эти глупцы не учли – в глазах этого парня по-прежнему горел непокорный огонь. Но мне не нравилось, что мою добычу дергают за хвост. Драку больше мне не простят, придется действовать иначе.
09 марта 1943. До рассвета. Девка даже дышать боится, она идет за мной тихой поступью. Не могу сказать, что это меня не позабавило – у нее был шанс огреть меня чем-то тяжелым и выпустить половину лагеря. Но она молчала и покорно шла за мной. Мне повезло: парень спал в бараке ближе всех к двери – глубже в сарае было тепло, но он считал себя сильным и спал перед огромными щелями. Это сыграло нам на руку. Я схватил его и резко зажал рот, он не брыкался и не сопротивлялся, лишь удивленно посмотрел на меня, вскинув брови, как в прошлый раз. Я не собирался ничего ему втолковывать, тем более – здесь. Сил у меня, в отличие от него, было прилично, поэтому я дотащил ненавистного упыренка до ограждения. Смена караула займет около минуты, а на пост выходит Клёге – Человек Язык. Уж его-то я точно смогу отвлечь. Через минуту эти двое стояли за колючей проволокой, парень обернулся и впервые подал голос. Он спросил, зачем мне это нужно – рисковать жизнью, отпуская никчемных заключенных. На что я широко улыбнулся и ответил, что он псих, если думает, что я отпускаю их. Я всего лишь даю им время, чтобы они отбежали далеко от этого рассадника насекомых, чтобы никто уже не смог их достать, кроме меня. Парень смотрел на меня недолго, потом медленно кивнул. Глаза по-прежнему гордые и упрямые. Он все понял и был готов к встрече. Ему тоже не хотелось принимать подачки, в этом мы похожи.
Я стоял и впервые болтал с Клёге. Этот кретин настолько обрадовался, что Гримм Джагер уделил ему свое личное время, что забыл смотреть по сторонам. Оно и к лучшему. Я курил до самого рассвета и не оборачивался.
13 июня 1946. Не могу сказать, что жизнь моя идет гладко, но рутина убила бы меня в два щелчка. Я не собирался погибать, пока не столкнусь с рыжим мальчишкой, но судьба развлекается по-своему. Война закончилась, а мы так и не встретились. Удивительное дело: у меня и по сей день есть непоколебимая уверенность, что этот рыжий ублюдок жив. Что с ним эта рыженькая дурочка. От нее на память мне осталась здоровая рука со шрамом. Уже сейчас я оглядываюсь назад и понимаю, что это была не моя война. В ней не было ни чести, ни смысла. У пантер, знаете ли, свой кодекс чести. Иногда я рад, что сделал что-то хорошее, но не хочу признаваться в этом, иногда я злюсь на себя, что упустил их обоих, и тут встает вопрос: почему? Я уверяю себя в том, что упустил добычу, а что-то внутри шепчет, что я упустил своих. Я не корю себя за содеянное в лагере, я не тот человек, чтобы жалеть о прошлых грехах. Я втайне рад одному, что дал возможность уйти тем, кто был этого действительно достоин. Нас учили, что мы победители, а победителей не судят. Но нам врали. Мы проиграли, и слава Богу.
Гримм Джагер.


Благодарю за терпение.